lex-kravetski.livejournal.com/68532.htmlВ текстах и устных рассуждениях довольно часто встречается следующая концепция: автор сетует на «уравниловку» и говорит о том, что принцип «каждому по труду» трактовался и трактуется совершенно неправильно. Дескать, не за время, проведённое в работе, должен получать человек, а за пользу, принесенную обществу. Концепция сия настолько завлекательна, что и я, признаться, долгое время являлся её сторонником и лишь недавно осознал ряд нюансов, которые свели концепцию на полный нет.
Прежде всего, рассуждения в рамках этой концепции ведутся таким образом, будто у излагающего её есть контакт со вселенским разумом, который сообщает ему, что Иванов принёс 52 единицы пользы обществу, а Петров – только 45. Или, по крайней мере, имеется общедоступный прибор, позволяющий измерить пользу обществу в условных единицах. Легко, точнее, нелегко догадаться, что такого прибора нет.
Скажем, Иванов и Петров вытачивают на станке одинаковые детали. Иванов вытачивает в час 25 штук, при этом у него детали чуть хуже качеством, чем у Петрова. Петров вытачивает 20 штук, однако раз в год вносит рацпредложения. Иванову же не повезло со станком – станок ломается, но Иванов самостоятельно его чинит. При этом у него бывают непродолжительные запои, во время которых он вытачивает только 18 деталей в час, качеством ещё хуже, чем обычно. Петров же иногда болеет и находится на больничном несколько недель в год. Вопрос: кто приносит обществу больше пользы? Ответа нет. Тем более, нет ответа на вопрос «на сколько больше». Ибо нет критерия. Критерий же в данных обстоятельствах по определению будет субъективным. Можно считать общее количество выточенных деталей, но что делать с их качеством? Если же ввести некий поправочный коэффициент на качество (то есть, заведомо внести элемент субъективности), то как быть с объективным фактором – болезнями Петрова? Особенно если он подорвал здоровье на производстве? Запои Иванова идут ему в минус, но в какой по величине? Он же не только количество и качество снижает, но и нарушает дисциплину. А ещё ведь есть и рацпредложения Петрова. И сломанный станок, сделавший положение рабочих неравным изначально, но от них независящим. А самое главное, таких Ивановых-Петровых в одном только цеху может работать несколько сотен человек. Сравнить их всех между собой не представляется возможным. Не говоря уже о тех случаях, когда надо сравнивать людей, которые заняты в совершенно разных областях деятельности.
На деле действительно справедливее бы было давать деньги за пользу обществу, но способа вычислить эту пользу нет. В рассуждениях же проблему сравнения забывают напрочь, поэтому концепция предстаёт логичной и справедливой, а её невнедрение – происками врагов прогресса или же халявщиков.
читать дальшеТут есть ещё один тонкий момент, он же – первопричина этих самых рассуждений. Практика показывает, что подавляющее большинство людей себя считает талантливыми и трудолюбивыми, а посему заслуживающими большего, под халявщиками же подразумевает практически всех остальных. Во всяком случае, я крайне редко слышал от кого-то или читал от его первого лица, что он – бездельник со способностями ниже среднего. Нет, все по меньшей мере работают не хуже остальных. Зачастую же – гораздо лучше. Совершенно логично поэтому, что данная концепция находит широкий отклик в массах: все уверены, что установись вдруг такое, они сразу же начнут получать намного больше. Здравый же смысл показывает, что это не так – все лучшими быть не могут. А приведённый выше пример, в свою очередь, показывает, что объективной оценке принесённая обществу польза вообще поддаётся с большим трудом.
Поэтому пресловутая уравниловка была не просчётом (тем более, сознательным) в пользу халявщиков, а выбором наименьшего из зол. Дабы никого не обделить за одинаковую работу платилась одинаковая зарплата. Грубо говоря, за время. Однако не всё было настолько просто. Существовали так же разряды – чем выше разряд, тем больше получал человек за тот же промежуток времени. И это тоже было вполне логично: для перехода в следующий разряд надо было иметь определённый стаж работы и определённые объективные заслуги. При этом в среднем имеющий более высокий разряд и пользы приносил больше. Точно то же самое «наименьшее зло» – ведь любая другая система давала бы менее справедливый результат (как уже было показано, объективная оценка принесённой пользы отсутствует, поэтому и использовалась косвенная). Более того, люди, чьи заслуги или способности были очевидны, как правило получали много больше остальных. Примеров тому масса – академики, стахановцы и т. п. Люди же, чьи недостатки были точно так же очевидны как правило получали меньше.
Но, увы, с самооценкой-то всё оставалось точно так же. Куча народу была уверена, что именно они впахивают как волы, что в сочетании с их немерянным талантом приносит обществу огромную пользу, а им, типа, недоплачивают. Особенно мощно в данной стезе проявляла себя интеллигенция. Тут почти все как один были уверенны, что именно на них держится вся страна, поэтому у рабочих надо отобрать, а интеллигенции добавить: они же приносят обществу гораздо больше пользы.
Данную тенденцию, кстати, можно наблюдать и до сих пор. Только уже в слегка трансформировавшемся варианте. Так, например, офисный планктон уверен, что он совершенно справедливо получает больше рабочих – он же приносит больше пользы. Парадоксально, однако вывод о большей пользе эти люди делают из своей большой зарплаты («не зря же мне столько платят!»), чем замыкают рассуждения в порочный круг буквально в одно действие.
Отдельным номером проходит уверенность в «большей пользе» у людей творческого труда, в том числе у программистов. Этот класс заключает, что плодами их деятельности (книгами или программами) пользуются многие тысячи, а рабочий в день ну максимум три-четыре автомобиля собирает. Типа, со всех рабочих вместе взятых писатель получил только один автомобиль, а в обмен выдал сотням тысяч свою нетленку. О том, что в создании системы, снабжающей этого автора одним только электричеством, поучаствовали миллионы людей, автор, конечно, не задумывается. Равно как и о том, что без его книги, положа руку на сердце, вполне можно прожить, а вот без электричества он долго не протянет.
Немаловажным элементом рассуждений является и то, что труд этого класса людей – уникален и/или требует большой квалификации и многих знаний. При этом как-то забывается, что ценные навыки присущи и рабочим. Я, например, хоть и имею очень хорошее образование, да и интеллектом совсем даже не обделён, попади на завод вряд ли буду работать точно так же, как рабочие со стажем – явно хуже. Да и рацпредложений они скорее всего больше выдадут. Уникальность же вообще вещь в себе – уникальное ценно из-за своей уникальности, но нужно обычно гораздо меньше. В том смысле, что без него гораздо проще обойтись.
Тут подключается ещё один фактор. Интеллигенция заключает, что их вклад гораздо больше, поскольку она не просто произвела какой-то товар, а усовершенствовала его производство. То есть, дала возможность теми же силами произвести товара в разы больше, чем раньше. Поэтому, заключает интеллигенция, прирост товара как бы принадлежит ей.
Весёлым моментом сего является тот факт, что так считают люди обычно максимально далёкие от реального усовершенствования. Например, менеджеры, которые на деле не усовершенствовали что-то физически, а просто сумели более выгодно товар впарить (тут прирост товара подменяется приростом его стоимости). Или же гуманитарная интеллигенция, которая занималось практически чистой (то есть, неприменимой на практике) наукой, типа, изучения влияния суффиксов в африканских диалектах на количество изданной в Африке литературы. Те вообще уверены, что они занимаются самым важным – облагораживанием общества, с чем всё остальное сравнивать не просто нельзя, а даже неприлично.
Про прирост товара же следует сказать, что любое нововведение без исполнителей останется на бумаге. Разве что сам интеллигент своё же изобретение построит и сам же на нём работать будет – а этот вариант интеллигенция обычно не рассматривает.
С технической интеллигенцией дело обстоит лучше, чем с гуманитарной, но всё равно крайне непросто. Дело в том, что её вклад считать куда сложнее, чем вклад рабочего или даже инженера. Во-первых, на каждое результативное исследование приходится не одна сотня безрезультатных. Из-за этого КПД всей отрасли кажется не очень высоким. С другой стороны, результативные исследования приносят настолько очевидные результаты, что проигнорировать их нельзя. Напрашивается вывод: платить надо за результативные исследования, ибо именно они принесли пользу. Но вывод этот неверен – без всех остальных исследований результативных бы не было, поскольку поиск в большинстве случаев идёт почти вслепую. Да и заранее угадать, выйдет ли из конкретной работы толк, в среднем нельзя. Во-вторых, далеко не каждый результат оказывается полезным сразу после его получения. Многие находят свою реализацию только через десятилетия, да ещё и зачастую косвенно.
Оттуда вывод, интеллигентам тоже неминуемо придётся платить за время и за стаж, а вовсе не за некую «принесённую пользу». А то, что им это особенно не нравится – это дефекты мышления.
Но и на этом проблемы не кончаются. К рассуждениям добавляют нечто, связанное с естественным отбором. Выглядит это примерно так: «не надо вмешиваться, на полезных и бесполезных отлично поделит рынок». Для начала надо сказать, что рынок обычно делит на слабых и сильных, а не полезных и бесполезных. Торговцы наркотиками, вообще говоря, полезными для общества не являются, но при полной свободе рынка будут в большом плюсе. Кроме того, при рынке на некую «пользу» наслоится ещё целый ряд факторов: умение впаривать, монополии, мошенничество и т. д. и т. п. Скажем, спекулянт хлебом в блокадном Ленинграде получает неслыханные барыши вовсе не потому, что приносит офигенную пользу.
Но раз уж об этом зашла речь, рассуждение стоит продолжить. «Хорошо», – разовьёт свою мысль сторонник естественного отбора, – «пусть так, но естественный отбор всё равно окажется максимально полезным обществу – слабые и нежизнеспособный отомрут, а останутся только талантливые и трудолюбивые. А для общества крайне полезно, когда оно состоит преимущественно из талантливых и трудолюбивых. Уравниловка же ослабляет общество, поскольку за компанию даёт выжить и всевозможным паразитам и бездарям». Позиция опять же весьма завлекательная и вроде бы логичная. Однако и тут есть нюансы.
Для начала следует отметить, что в таких рассуждениях естественный отбор воспринимается как нечто, наделённое разумом, и благое к человечеству. В реальности же естественный отбор бездушен. Ему нет дела, выживет данный вид или исчезнет. Действительно, в определённых условиях он улучшает вид, в общем и целом он улучшает все виды вместе взятые, однако не менее возможным его исходом является и полное исчезновение вида. В конце концов, сильного и талантливого случайно рухнувший дом придавит точно также, как и слабого и бездарного. Сильный, конечно, может это предвидеть и не селиться в доме, который может рухнуть, однако гораздо более целесообразным является постройка домов, которые просто так не рушатся. Хоть это и ограничит естественный отбор, позволив даже полным идиотам жить в домах, не вникая в тонкости их конструкции. Да и даже самый разгениальный гений в одиночку может сделать куда меньше, чем тысяча человек с весьма средними способностями. То есть, сила не только в личном развитии, но и в организации общества. Если же принести второе в жертву первому, то вполне вероятен вариант, при котором человечество, как вид, проиграет в естественном отборе, например, тараканам. Это будет вполне естественно, но вряд ли кто-то в своём уме будет утверждать, что «так и надо, раз так решил естественный отбор».
Отсюда вывод: хоть уравниловка и ограничивает естественный отбор, она вполне может оказаться для общества в целом более полезной, нежели её отсутствие, поскольку не даст обществу самоуничтожиться в борьбе за существование. Для примера: амурские тигры, имей они достаточно мозгов к тому, чтобы объединиться, поступившись личными бонусами, сумели бы противостоять своему истреблению браконьерами куда эффективней. Это существенно ослабило бы естественный отбор, но зато они бы не находились на грани вымирания.
Тут, конечно, не стоит впадать в крайности, но в СССР в них и не впадали. Большинство претензий в этом плане – результат снобизма и завышенной самооценки, а вовсе не объективного положения вещей. Однако именно они внесли большой вклад в расшатывание системы и до сих пор они же являются живучим черным мифом.